Особый случай - Страница 2


К оглавлению

2

– Бортмеханик готов! – без задержки повторил за Невьянцевым бортмеханик Дима Киселев.

А штурман молчал. Командир повернулся и удивленно уставился на Витковского, который, прижав ладонями наушники, сидел за своим столиком какой-то грустный, понурый…

– Геннадий Осипович!

Штурман поднял голову, все понял и сказал не «по уставу»:

– Я всегда готов.

– Второй пилот готов! – выкрикнул Никита Сударев.

Затем шла проверка топлива, гидросистемы самолета, радист перечислял штыри, заглушки, струбцины… И опять Витковский пропустил свою очередь, не подтвердил рапорт бортмеханика, сколько должно быть заправлено керосина по заданию. По расчету. За него ответил Дима:

– По заданию – семнадцать тонн.

Потом пошел запуск двигателей, и Невьянцев отсчитывал секунды: «Десять… двадцать… сорок…» А Геннадий Осипович совершенно машинально повторял отсчет про себя: «Десять… двадцать… сорок… Второй двигатель… третий… первый…»

Самолет содрогался от рева моторов, радист начал уже вторую часть проверки – перед выруливанием. Сейчас, словно в каком-то полусне, понимал Витковский, дойдет очередь до него, штурмана, а он еще не согласовал приборы… «В последний раз», – вдруг осознал он так отчетливо, что повторил это вслух:

– Последний раз…

– Что? – опять повернулся к штурману командир. – Что у тебя с курсовой системой?

– Все в порядке, командир. Согласованно.

Геннадий Осипович был одесситом. До сих пор, хотя большую часть жизни прожил на Урале, советуя жене, он говорил: «Ты сделай сначала овощной, а потом уж прошвырнись на гастроном…»

Но дело, если разобраться, все же не в Одессе. Куда они теперь уедут из Свердловска? Поздно… Нет, дело было не в Одессе, а в жене, в ее странной бессоннице. Понять жену, конечно, можно. Был полон дом – он у Витковских большой, свой, куплен сразу после войны, когда Геннадий Осипович демобилизовался и разыскал жену с четырехлетним сыном, а теперь в доме остался один пес Гешка. Но, с другой стороны, кто мешает ей сесть на сто первый автобус, доехать до города? А там две остановки на трамвае – и к твоей радости внук. В конце концов, внука на субботу и воскресенье можно брать к себе, в Кольцово. Так что, если разобраться, на скуку пожаловаться жене нет причин. Все дело в этой странной бессоннице.

Однажды ночью проснулся – словно под бок кто толкнул. Дотянулся рукой до торшера, включил свет: Вера лежала с открытыми глазами.

– Ты что? – испугался Геннадий Осипович, – Почему не спишь?

Ответ жены его озадачил:

– А ты разве по ночам спишь?

– Это как понять? Конечно, сплю.

– Неправда, – сказала жена, – Вчера ты не слал, «Вчера» как раз выпало на хабаровский рейс. С хабаровскими рейсами дело обстояло скверно; вылет из Свердловска вечером, а прилет в десять по-местному. И ночи как не бывало, не станешь же ложиться спать в полдень! Полежать, конечно, часик-другой можно, но чаще едешь с Невьянцевым куда-нибудь на Амур ловить карасей – Невьянцев навострился удить на Амуре и летом и зимой. И если разобраться да подсчитать, то таким образом он за эти хабаровские и прочие ночные рейсы потерял сотни две – три ночей, не меньше. Но такова летная жизнь, что поделаешь?

– А я спал днем, – сказал Геннадий Осипович. – Пока Иван рыбачил, я отсыпался – эта ночь не в счет.

– И я утром уснула, – сказала жена.

– Утром? – удивился Геннадий Осипович, – Это когда же?

– Часов в семь.

– В семь? – Геннадий Осипович прибавил к свердловскому разницу в поясном времени и крякнул от удивления; – Кхм! Верно, я в это самое время тоже, значит… Постой, а в прошлый рейс ты как?

Прошлый рейс был ленинградским, сели в Кирове, по расписанию сели, да так и просидели в этом Кирове до следующего утра.

– Так же, – ответила жена, – Тоже утром уснула.

Геннадий Осипович внимательно поглядел на жену – теперь ему стали понятны я синие круги под глазами, и задумчивый вид, и односложные скучные ответы…

– И давно это у тебя так? – спросил он.

– Давно.

– Что же ты молчала? Надо было сходить к врачу, выписать снотворное.

– Ходила, выписала снотворное.

– Не помогает?

– Не помогает.

– Кхм…

Командир вырулил к стартовой зебре, развернул самолет точно по осевой линии полосы, и радист зачастил последнюю перед стартом проверку:

– Рули?

– Свободны, – покачал штурвал командир.

– Курсовые приборы?

Этот вопрос относился уже к нему, штурману, и Геннадий Осипович, чуть помедлив, назвал курс и режим.

– Красные сигналы?

– Не горят! – почти хором прокричали второй пилот, механик и сам радист.

«Красные сигналы» – это аварийные табло. Раз не горят, значит, можно взлетать, и командир нажал на штурвале кнопку радиопередатчика:

– Иркутск, 75410, прошу взлет.


21 час 30 мин.

Салон самолета № 75410


– Вам? Лимонад или нарзан? Пожалуйста, пожалуйста, берите!

Тане смешно: четвертый стаканчик берет и каждый раз спрашивает: «А у стюардесс есть имена?» Ему, понятно, хочется поговорить, может, и познакомиться, а ей некогда стоять на одном месте – у нее еще первый салон. Но Таня терпеливо, с улыбкой ждет, когда лейтенант выпьет очередной стаканчик нарзана. Можно, конечно, уйти и забрать стаканчик потом, но зачем огорчать пассажира?

В стюардессы Таня попала случайно. Провалила вступительные экзамены в иняз, что оказалось неожиданным не только для родителей, но и для нее самой, ибо английским она владела почти свободно. Пробовала Таня устроиться в Центр научно – технической информации – без диплома не приняли. Куда податься? Кто-то из знакомых отца сказал, что знание английского языка может пригодиться в авиации, он, разумеется, имел в виду международные авиалинии, но откуда вчерашней школьнице знать, что международный аэропорт в стране один – Шереметьево?..

2